Четыре истории из дома Лиги нежных, частично восстановленные по памяти

IV съезд Лиги нежных прошёл в большом недостроенном доме с перголой и участком, покрытым колючей выжженной травой, в 30-минутах медленной ходьбы от черноморского пляжа. На 10 дней этот дом принял 18 участников и участниц (включая оргкомитет). Ещё один участник присутствовал в виде трансляций перед кинопросмотрами. 15 участниц и участников были тщательно выбраны оргкомитетом, двое присоединились к Лиге случайно. 

Центральной темой IV съезда была заявлена игра. Контекст этого понятия был предварительно обговорён оргкомитетом Лиги в беседе, опубликованной незадолго до начала съезда. Все участницы и участники могли предложить для коллективного или индивидуального исполнения во время Съезда различные практики — игры, упражнения, акции и что угодно ещё (но могли и не предлагать). Ниже вы найдёте перечень практик, исполненных в рамках IV съезда. 

Оргкомитет также предложил придуманную накануне съезда разговорную игру. Её основой стала карта понятий, идей и связей Лиги, созданная оргкомитетом во время исследовательской поездки в Берлин в марте 2019 года (как оказалось, последней зарубежной поездки для каждой из нас на этот момент). Правила этой игры были ясны не до конца, или, вернее, не ясны совсем. Скорее, оргкомитетом двигало желание обсудить важные понятия и темы с важными людьми. 

Во время Съезда состоялось две сессии игры по карте — 12 и 15 августа. Ход игры был выдуман во время первой сессии.

Лена И вспоминает лекцию Ярослава Алешина, прочитанную в рамказ 3-го съезда, где тот говорил о проекте «Общее целое», философии Эвальда Ильенкова, Загорском эксперименте и искусстве как образе и опыте. Ярослав говорит, что институции часто показывают людей с инвалидностью, потребляющих искусстве, а не опыт. Он подчеркивает, что разговор об инвалидности в рамках современного искусства не должен сводиться к обеспечению формальной доступности, а об искусстве как мыслительном акте: искусство — это образ, который отпечатывается в сознании каждого и этот образ производится разными способами восприятия.

Маша говорит, что события 3-го съезда утвердили оргкомитет в том, чтобы уходить от институционального понимания доступности. В рамках того же съезда прошёл тренинг по работе с людьми с разными формами нивалидности работниц инклюзивного отдела музея «Гараж». Мы поняли, что это важная часть, но это не та интонация, с которой мы бы хотели думать об инвалидности.

Лена К вспоминает свое взаимодействие с одним из участников Загорского эксперимента – слепоглухим академиком и активистом Александром Суворовым, одним из первых участников Загорского эксперимента. Оно состоялось на выставке «Общее целое», которую курировали Ярослав Алёшин и Аня Ильченко. «Он рассказывал о своем опыте и жизни, об обучении в Загорске, о том, как был активистом за интеграцию слепоглухих людей по всему миру. Это удивительно сильный и уверенный человек, уже глубоко пенсионного возраста, при этом отлично держащий аудиторию, харизматичный, активный и стремящийся продолжать свое дело. Сложно поверить, что он потерял зрение и слух в детстве — и почти весь его опыт очень насыщенной жизни, его огромная начитанность — все это случилось только благодаря системной поддержке и возможностям, которыми он максимально эффективно воспользовался. Рассказывал, что сейчас, конечно, все стало намного сложнее. И после этого проходил мастер-класс по дактильно-контактной речи, когда один человек пишет на ладони у другого специальным алфавитом. Ну мы полчаса потренировались этому новому совершенно способу коммуникации, этим странным буковкам, и тут говорят – ну давайте, поговорите теперь: было несколько слепоглухих участников и все могли попробовать пообщаться напрямую. Я сидела рядом с Суворовым – и такая, ээ, какие буквы я помню эээ и пытаюсь там что-то написать ему на ладошке по мере сил. Ну стараюсь посложнее, чем привет как дила, но это непросто. Он такой терпел-терпел и грит, ты глупая что ли, спроси чо-нить нормальное! В общем, такой доминантный мужчина! Мне очень понравился!»

Юля следует понятиям на карте и выбирает «Расширение опыта через опыт другого / искусство как образ опыт». Она вспоминает совместную с Надей Ишкиняевой поездку в один из домов сопровождаемого проживания в Лениградской области, где она познакомилась с биатлонисткой. Героиня Юлиного рассказа большую часть времени проводила в лежачем положении из-за особенностей здоровья, и при этом постоянно рассказывала о своем опыте подготовки и участия в соревнованиях по биатлону, в том числе к Паралимпиаде в Токио. Юля описывает свой опыт «встречи» с ней, случившейся, как ей кажется, во время занятий по контактной импровизации, которые она проводила в доме. К концу своего пребывания в доме она обнаруживает, что все это время биатлонистка почти всю жизнь находилась в лежачем положении и никогда не занималась биатлоном, но при этом обладает детально проработанной вселенной быта биатлонтиски и манерой поведения спортсменки, готовящейся к серьезным соревнованиям.

Надя И возражает Юле и говорит, что она повторяет наивную логику человека без инвалидности, который впервые взаимодействует с человеком с инвалидностью. После этого Надя описывает свой опыт встречи с биатлонистской. Когда они остались наедине и будучи незнакомыми людьми, та попросила её поменять памперс. Надя понимает заботу в прикладном ключе, как право на чистый дом, гигиену, свое время и заботу как сервис. Надя в своей реплике обнаруживает амбивалентность ситуации, в которой она оказалась: вроде бы она случайный человек и с какой стати она должна менять памперс, но с другой стороны, она взрослый человек без инвалидности, который может это сделать.

Лена И рассказывает про практику Катрин Ковалёнок и Юлии Шафаростовой «Ночной плэнер», которые собрали людей на пленэр на кладбище в центре Краснодара ночью. Нельзя было пользоваться никакими источниками света и рисовать, полагаясь только на своё зрение. Лена отмечает, что на практике было очень много людей, хотя оргкомитет относится к ней противоречиво.

Маша комментирует, что опасается, что у людей, посетивших практику может сложиться иллюзия опыта отсутствия зрения или плохого зрения. Оргкомитету не хочется создавать иллюзию, что с помощью какой бы то ни было художественной практики можно прожить опыт инвалидности (как завязанные глаза не дают нам опыта незрячего человека).

Маша также вспоминает, что ещё одной практикой 3-го Съезда, которая оставила оргкомитет Лиги в разломанных чувствах, стала практика Варвары Геворгизовой «Ни тени сомнения», которая состаялась после «Ночного плэнера» и представляла собой дрейф по Краснодару. Участники и участницы пратики должны были следовать определённым правилам: моментально и всем вместе исполнять действия, предложенные художницей и другими участниками (не выражая «ни тени сомнения»).

Маша говорит, что одним из моментов, который её смутил стала наивная вера Вари, что все ходы, которые работали в других локациях, где уже проходила практика, сработают и в Краснодаре. Такая универсальная логика не вяжется с реальностью публичного пространства выбранного района Краснодара: плоскостью ландшафта, тихим частным сектором с лающими собаками, большими однообразными кварталами. Там, где Варя опиралась на непредсказуемость публичного пространсвта, выбранный район Краснодара не отвечал ей. Поэтому возникла скудность инструкций и сомнение, которое не должно было возникнуть.

Лена И вспоминает ощущение разломленной коллективности, которое следовало за скучным ландшафтом района, выбранного без исследования местности, а также из-за усталости многих участников и участниц практики. Лена вспоминает, что к практике присоединился незнакомец, пришедший на «Ночной плэнер». Он записывал все происходящее на камеру, говорил, что работает в госорганах. Он проявлял интерес к происходящему, но также и сомнение, мешая объединению коллективности. Лена оценивает опыт этой практики как провальный и зачитывает облако тэгов из протокола 3-го Съезда: ПРОСТРАНСТВО — КОЛЛЕКТИВНОСТЬ — СОПРОТИВЛЕНИЕ — ЗАЗОРЫ МЕЖДУ — ИГРА — НЕУДАЧА — ОГРАНИЧЕНИЯ — РАСТЕРЯННОСТЬ — ДРЕЙФ — ЧУЖАК/ РАЗВЕДЧИК — СЛОМАННЫЕ ПЛАНЫ/ СПУТАННЫЕ ПРАВИЛА/ НЕРАБОЧАЯ ИНСТРУКЦИЯ — БЮРОКРАТИЯ ГОРОДСКОЙ СРЕДЫ — ДИСЦИПЛИНА

Коля спрашивает, говорили ли мы об этом с Варей. Он также продолжает говорить о кураторских ожиданиях от художников и важности неудачи, о драйве как части художественного аффекта, который может и не состояться, о практике провала и сомнения как исследовании практик взаимодействия. Коля использует фигуру художника-плохиша и непослушника, который делает своей практикой намеренное несоответствие правилам игры.

Аня говорит о важности провала и вспоминает фигуру охранницы провала, которую мы взяли на себя в несостоявшейся практике, предложенной для платформы РБ!ОБ! в 2019 году. Практика Fail Security предполагала сбор историй провалов в повседневности и рассматривала провал как неотъемлемую часть жизненного опыта. Практика предполагала награждение лучших провалов, но так и не состоялась сама, оставшись небольшим каналом в Телеграме (из-за стечения множества обстоятельств и невозможности присутствия большинства охранниц в Минске).

Надя И вспоминает свой опыт монтажа выставок с участием художников, имеющих опыт проживания ПНИ (так называет «особые художники» или аутсайдер-арт художники), сравнивая их со своего рода идеальными художниками для рынка: они исполнительны, не требуют гонораров, художественная практика каждого из них уникальная и предсказуема (они двигаются в определённой траектории без кардинальных отклонений). Надя вводит дихотомию идеального художника и непослушного зрителя, который также не движется согласно предназначенным для него сценариям. Так, зрители на выставках в библиотеках начинают громко выражать эмоции, когда от них ждут сохранения тишины (пространство не готово принимать — не готово к инклюзии). Она также описывает свой опыт неспособной художницы и провала практики в рамках «НИИ чего делать» во время презентации художественной группы в модном квир и лгбтк+ френдли пространстве Holly Water. Из-за того, что группы не хотела соответствовать ожиданиям публики и организаторов, в том числе ожиданиям от квир-искусства, участницы группы стали сознательно разламывать коллективность с помощью своих художественных методов: кто-то начал танцевать на столе, кто-то залез под стол. В итоге группу выгнали из бара. По соседству с баром оказался Burger King, где все участницы группы и очнулись. При этом у всех участниц было ощущение, что все прошло как и нужно, и это не является неудачей.

Коля продолжает мысль других участниц, что для него художественная практика заключается в том числе в необходимости расшатывать собственные позиции и позиции вообще; расшатывать понимание того, что является искусством и как оно регламентируется.

Неатрибутированная реплика о распределении ответственности: художник не единственный, кто ответственен за финальный результат

Катя проводит параллель с тем, как жёсткая, радикально строгая структура даёт зрительнице свободу не думать, как смотреть, тем самым высвобождая и сосредотачивая внимание на том, что смотреть.

Надя И вновь обращается к своему опыту работы в ПНИ и говорит о том, что бюрократия и чёткая регламентируемость, в том числе расписания, могут дать свободу действия внутри него. Бюрократия таким образом становится методом демократии. Но в опыте работы ПНИ расписания часто нарушаются, и все силы уходят на их пересборку.

Дина рассказывает об опыте работы группировки eeefff с форматом LARP (live action role play, или по-русски не совсем точно: ролевая игра живого действия). LARP выстраивает жёсткую структуру, которая похожа на протокол — сценарий того, как что-то может случаться. В своей художественной практике группировка eeefff работает с ситуациями, апроприируя и надламывая методики ларпов, где строго заданные область и логика действий, соответствующие персонажам, создают зазоры для неожиданной эмоциональной включённости. При этом она подчёркивает, что эта эмоциональная включённость может быть новой как для структуры конкретного ларпа, так и для самой участницы.

Коля сравнивает этот опыт с БДСМ, где благодаря предварительным договоренностям тем не менее может случиться многое.

Дина добавляет, что правила раскрепощают, а не ограничивают.

Катя подчёркивает, что ограничения провоцируют красоту воображения.

Коля, продолжая комментировать опыт LARP и БДСМ, говорит, что правила внутри игры необходиммы для того, чтобы создать безопасность и общее полне, в котором существуют участники и участницы.

Лена И вспоминает игру, о которой рассказывала Дина в рамках практики Насти Дмитревской и Ани Козониной на Camp As One в 2019 году, когда дети собираются в круг и могут исследовать и рассматривать половые органы друг друга с помощью палочек. При этом трогать руками строго запрещено. Этой игрой движет любопытство, а строгие правила создают безопасность ситуации.

Даша переводит вышесказанное в русло этического.

Настя поддерживает Дашу и говорит о том, что правила работают для нас, когда они созданы нами. При этом для остальных ты становишься «новой полицией», требовательным органом, который следит за исполнением этих правил.

Маша вспоминает текст Сары Ахмед о феминистках-кайфоломщицах как популярном образе, в котором нас видят другие. Она говорит о необходимом элементе своей практики в сфере инклюзии — пересборке повседневного языка об инвалидности. Постоянная слежка за речью другого создаёт тоталитарный образ — «Геббельс инвалидности».

Коля накладывает на сказанное психоаналитическую оптику, ставя в центр разговора желание и его текучесть. Создание жёсткой структуры тем не менее позволяет желанию реализоваться и функционировать.

Катя рассуждает о прописанных общественностью карьерных траекториях для художницы, внутри которых есть обязательство выхода за рамки практики и императив постоянного создания нового. Существует суждение, что новое — это единственно возможный путь для развития, в отличие от пути художницы, которая воспроизводит свои практики по заказу институции. Катя ставит под сомнение эту дихотомию, говоря, что крайностей не существует, и абсолютная повторяемость так же невозможна, как и постоянное производство нового. Вторая модель, предполагающая постоянную пересборку, приводит к выгоранию и не углубляет практику. Выбор между этими моделями — это не дихотомия, а косичка из разных практик, где постоянно возникают вопросы о выборе материала, институции, контексте («косичка» отсылает к телесной практике Лены Клабуковой «Мао-Медитация», проведённой на пляже после заката в рамках 4-го съезда Лиги. Косичка — Ленина интерпретация маоистской концепции Линии масс, в рамках которой в каждом новом шаге народа и партии учитываются те общественные группы, которые были исключены из решений в предыдущих шагах. Лена переносит этот метод в поле телесного, чтобы дать действие «незамечаемым» частям тела). Также Катя замечает, что возвращение к выработанным прежде собственным ориентирам может быть эмансипаторной практикой.

Дина замечает, что желание остаётся желаемым, пока оно не осуществлено. В её голосе также звучит расстройство от того, что современная неолиберальная логика и художественное сообщество используют одну и ту же терминологию — игра, коллективность, желание. Слова, которые мы используем, можно так же встретить в любом рекламном тексте. Дина полагает, что язык, который мы говорим, необходимо переопределять и дорабатывать.

Лена И вновь обращается к карте и понятию, которое во многом конструирует всю практику Лигу — желанию коллективности.

Женя К говорит, что желание коллективности также конструирует и «Кружок арт-критики» в Екатеринбурге. Описывая свой опыт внутри Кружка, он говорит, что практикой художественной критики здесь становится сама сложность выстраивания коллективности. Сплочение происходит на основе вдумчивой заботы и внимании друг к другу, а также праве не оказывать заботу, когда на это нет ресурсов или желания. Женя описывает динамику изменения коллективности во время карантина и ряде кризисов, когда выяснилось, что Кружок — это довольно закрытое сообщество, несмотря на отсутствие формальных границ, но с потенцией и желанием взаимодействовать с другими. Женя говорит, что участники и участницы Кружка задаются вопросом, с кем мы хотим кружиться; как выстраивать коллективность, не замыкаясь и не теряя идентичность.

Аня ставит под сомнение тезис о верности использования слова кризис по отношению к динамике коллективности Кружка. Скорее, она описывает происходящее через метафору игры, говоря, что Кружок — это динамическая коллективность, которая может принимать принимать максимально разнообразные формы и перенастраивать правила внутри себя (здесь возникает метафора того, как рой пчёл-дронов собирается в небе в разные фигуры, одна из которых — череп и кости, но никто точно не помнит, что имелось в виду). Позже Аня уточняет, что если описывать такие события как кризисные, то ей сложно понять, бывает ли Кружок не в кризисе. Там постоянно что-то происходит в динамике и вовлечённости, всё меняется от встречи к встрече, и люди до сих пор заново врубаются в крутость Кружка.

Маша говорит о формах существования Кружка — чата и канала в Телеграме, к которым все участницы Кружка имеют равный доступ. Маша спрашивает, есть ли внутри Кружка практики исключения людей из чата или канала?

Женя признаётся, что такая практика была.

Лена И рассказывает о том, как был полностью расформирован чат в телеграме участниц 2-го и 3-го съездов Лиги из-за присутствия в нём людей, чьи сообщения противоречили повестке Лиги и которые использовали ресурс этого чата в примитивном смысле — для анонсирования собственных событий, без какого-либо обсуждения и встраивания их в повестку Лиги. Так были реализованы «диктаторские замашки» оргкомитета Лиги.

Надя И вспоминает о случае из чата группы «Паразит», когда одного из участников выпилили из чата, потому что он выключал болгарку во время публичного выступления других участников группы. Надя говорит, что он нарушил все правила.

Даша описывает свое ощущения от неучастия в предложенной практики как «предательницы». Она говорит, что определяющим мотивом для участия или неучастия в каждом сценарии коллективности для нее является смысл этого коллективного действия и активное целеполагание внутри процесса (как художественная практика может не профанировать производимые смыслы?). Для нее прежде, чем дать согласие, необходимо понять вектор этих коллективных процессов. Как участвовать в чем-то не только ради опыта, но и ради ясных целей?

Катя возражает и говорит, что ясность и целенаправленность — это не синонимы. Векторы могут быть ясными, то есть отвечающими ясным ценностям, и при этом не направленными на достижение конкретных целей (как практика Лиги нежных), и наоборот целенаправленными и неясными.

Настя поддерживает Машу указывая на то, что существование сообщества уже является политическим кейсом, и сообщества, которые нужны сами себе, также могут представлять собой радикальное политическое высказывание.

Лена И зачем-то говорит о различиях сообщества, в котором производятся ценности и высказывания, и тусовки, снова порождая спор о художественном процессе 90-х, «Паразите» и галерее «Борей».

Даша вспоминает другую ситуацию на пляже, сложившуюся во время практики «Вог-подвала». Во время танцев каждая вдруг обнаруживала, что рядом присутствует незнакомый никому человек (все отметили, что он похож на Алексея Таруца через 20 лет). Она выражает свое чувство небезопасности, участницы и участники дискуссии заверяют ее, что также испытывали это чувство, но при этом никогда не оставляли чувака-чужака без внимания: мониторинг его поведения распределялся между участниками и участницами.

Юля вспоминает свой опыт участия в реэнактменте и говорит, что реэнактмент становится пространством, в котором ты можешь осознать себя как другого, что встреча с собой как с другим невозможно вне этой рамки. Юля подчёркивает, что невозможно обнаружить в себе другого, пока не окажешься в другом сценарии, каким для всех стал реэнактмент.

Лена И сравнивает структуру реэнактмента со структурой игры, где становится возможным чистое действие. Вспоминая свой опыт участия в реэнактменте, Лена говорит, что она действовала, исходя из заданного сценария, но реальный смысл эти действия приобрели уже после самого реэнактмента, во время его обсуждения. Чистое действие возможно только в игре, а наделение смыслом этого действия возможно только за пределами игры.

Маша предлагает обсудить опыт коллективности, сложившийся внутри 4-го съезда Лиги.

Тоня возражает, что обсуждение невозможно, поскольку пока мы находимся внутри игры.

Даша говорит, что она была поражена тем, как легко сложились все бытовые процессы и особенно её поразил «самоочищающийся» дом: она просыпалась, а вся посуда со вчерашнего ужина уже была помыта.

Надя И поддерживает Дашу, ссылаясь на свой опыт коллективного быта и восхищается коллективными обедами Лиги нежных.

Аня признаётся, что она находила особенное удовольствие в том, чтобы проснуться раньше всех, фантазировать о том, что она живёт в этом доме одна, убирать и варить первый кофе для всех. Для протокола Аня уточнила, что утренние одиночные подъёмы и представление, что она живёт там одна, были скорее относительно жизни в доме и жизни на юге как примерка подобного образа жизни: не на Урале, в холоде, и не в квартире, — но эти фантазёрства не были ответной реакцией на нахождение внутри коллективности, потому что коллективность была достаточно комфортной и не приносила стресса. Убирать и варить первый кофе для всех приятней, чем убирать и варить кофе только для себя, когда живешь одна.

Маша вспоминает, что все заметили отъезд Нади Стриги, потому что о территории и утреннем мытье посуды чаще всего заботилась именно она.

Лена И сожалеет, что мы аплодировали и записывали только тех, кто готовил обеды, но не тех, кто ежедневно мыл посуду.

Вася в разговоре о коллективности использует образ липкого монстра.

Аня, смотря на (пьющего пивко) слизняка на веранде, описывает коллектив Лиги нежных как тело слизевика, который растягивается и стягивается — выбрасывает отростки и пробует разные коридоры и траектории движения (для протокола Аня уточнила, что, возможно, говорила про кружок, а не про Лигу, а возможно, пыталась найти что-то схожее в них двоих).

Маша говорит, что лёгкость быта Лиги нежных происходит из желания заботы о других, а также предполагает, что репродуктивный труд приносит удовольствие, когда мы знаем, что он конечен.

Лена К для протокола решает добавить, что перед самым началом реэнактмента ушла лопать шашлык, поэтому почти все пропустила, но было ужасно интересно слушать и потом еще!

• рисунки, созданные оргкомитетом на следующий день после окончания Четвертого Съезда, которые в цветных линиях и точках пытаются уловить формирование коллективности и связей, вспыхивавших, укреплявшихся и угасавших во время Съезда; 
• перечень всех практик, предложенных к выполнению на Съезде; 
• сканы календаря с расписанием Съезда, созданного на первой установочной встрече и пополнявшегося в течение Съезда; 
• фотографии участников и участниц; 
• список фильмов, предложенных к просмотру Сергеем Бабкиным и разделённых им на три категории;
• наброски (на еду);
• книга рецептов, приготовленных во время коллективных завтраков, обедов и ужинов (в процессе редактирования).